Кратко о статье: «…И тогда Чудовище схватило жертву, и, дружно хохоча, обожрало ее со всех сторон...»
Аркашка
Автор: Владимир Елистратов.

У меня есть сосед — мальчик Аркашка. Ему восемь лет. Аркашка — плотненький, крепкий, с серьезными карими глазами. Волосы у него — жесткая каштановая копна. Когда кто-нибудь из родителей пытается ее расчесать, Аркашка начинает глухо рычать, как собака. Скалит зубы (переднего, правда, нет — выпал). Может и укусить.

Нет, Аркашка — он хороший. Типичный восьмилетний бандит. Не любит делать уроки, умываться, не зашнуровывает кроссовки, любит животных, сладости, садистские стишки, подраться... Все нормально, как у всех.

Но вот примерно год назад с Аркашкой кое-что произошло.

Началось все с того, что родители в начале каникул накупили Аркашке книг: про хоббитов, про Гарри Поттера. Ну, про очкарика этого меченого более-менее живенько написано. А вот про хоббитов с кожаными пятками... Все эти Митрандиры-Горгоробы-Азанулбизары... Хотя — дело вкуса.

Аркашка сначала прочитал всю Дж. К. и всего Дж. Р. Р. Потом ему купили фильмы по этим романам. Аркашка их посмотрел. И на некоторое время затих. Три дня даже давал себя расчесывать и не рычал. А потом зашел как-то на кухню к маме с папой и сказал:

— Буду писателем.

Подумал и добавил:

— Воистину так повелевают Высшие Силы.

Подумал и еще добавил:

— Ибо.

— Что ибо-то? — спросил папа.

— Просто ибо, — пожал плечами Аркашка. — Ну, я пошел.

...Лежа на полу в какой-то немыслимой позе кверху попой и книзу головой (так к мозгу кровь лучше приливает, я пробовал писать в аркашкиной позе — класс!), шевеля, как змея, высунутым языком, похожим на кусок радуги (от сосания фломастеров), Аркашка выводил в своей красного цвета общей тетради:

«И злой волшебник Курамор ванзил мечь в плоть нещаснова добрава валшебника Гулюлюна и три раза пиривирнул яго. Хахаха! Ты пагибнеш! Кричал Курамор. **мат** !..»

Особенно Аркашке почему-то нравилось слово «**мат** !» А еще — «ваистену!» и «дабудит так!». А еще он любил их комбинировать, например:

— Да будет так, ибо!

Или:

— Ибо, воистину!

Описания Аркашке не очень давались. Он их обычно, так сказать, максимально сокращал. Например: «Лес был страшный». Или так (почти по-чеховски): «Море было большое. В нем было много воды».

Но зато страшные вещи Аркашка смаковал. У него все время кто-нибудь что-нибудь откусывал с криком: «Да будет так!», кто-нибудь кому-нибудь что-нибудь вонзал и обязательно то, что вонзал, три раза «пириворачивал» («ибо!»).

Вечером Аркашка читал свои произведения ближним. Сначала ближние (мама с папой) Аркашку слушали, но потом их терпение иссякало.

— Господи, какой ужас! — говорила мама. — Аркаша! Да что у тебя там за кошмары такие! Ты же ведь добрый мальчик!..

— И плодть его содрыгнулыся от боли, — продолжал бубнить ровным, низким, зловещим голосом Аркашка, — и страшные черные птицы обклювали иго со всех сторон...

— Не могу больше слушать это «содрыгание»! — восклицал папа. — Опять кого-то там «обклювали»!.. Я сейчас сам кого-нибудь обклюваю!..

— А злой волшебник Хухур достал иликрическую пилу и стал, весело хохоча, отпиливать ему ногу и отпилил ее три раза! Воистину!.. — вдохновенно гундосил Аркашка.

— Боже мой!.. Ногу три раза отпилили... — стонала мама.

— А потом, — продолжал Аркашка, — он вонзил в его руку лазерную палицу, обмазанную смертным ядом, и стал ее медленно пириварачивать, чтобы тот больнее обстрадался...

— Все! Не могу больше эти «обстрадания» терпеть! — кричал папа и убегал в свой кабинет. А мама тоже убегала и запиралась в ванной.

Тогда Аркашка, который папу все-таки немного побаивался, а маму — нет, читал под дверь ванной:

— И тогда Чудовище схватило жертву, и, дружно хохоча, обожрало ее со всех сторон...

В ванной на полную мощность включались краны.

— Ибо я голоден, кричало Чудовище!.. — орал на манер Чудовища Аркашка под дверь, но перекричать краны не мог...

Аркашка со всей своей новаторской рукописью долго слонялся по квартире. Опять ложился на пол кверху попой, чтобы написать продолжение. Но ему не писалось. Настоящему писателю нужна аудитория. А мама с папой объявили Аркашке бойкот.

Тогда Аркашка переключился на меня. Он набирал мой номер и говорил:

— Дядь Вов, слушайте: «Черные зловещие скалы торчали со всех сторон...»

— «Торчали» исправь, — автоматически говорил я, исправляя что-то свое. В своей рукописи.

— Хорошо. «Черные зловещие скалы... были со всех сторон. За скала'ми...»

— За ска'лами...

— «За скалами жили страшные пивцы крови...»

— Что еще за «пивцы»?

— Которые пьют...

— Нет такого слова.

— Ладно... «Они обгрызали жертву со всех сторон три раза, а потом брали острый молоток...»

— Достаточно. Извини, Аркашка, я занят...

Скоро Аркашка потерял и меня тоже в качестве аудитории. Единственным слушателем Аркашки остался старый пес Чапа. Помесь таксы с болонкой, что-то вроде карликового шакала.

Чапа тихо лежал на своем коврике и дремал. Аркашка ложился рядом с ним и громко читал Чапе в самое ухо:

— И он, хохоча, откусил ему глаз...

Чапа терпел пару дней, потом начал скулить.

— Злая колдунья острым ножом разрезывала плоть жертвы...

— У-у-у! — выл Чапа, как фабричный гудок, и полз под кровать.

Аркашка ложился рядом с кроватью и кричал под кровать на воющего Чапу:

— Воистину прольется кровь, ибо да будет так!!!

В отчаянном вое Чапы была мольба: «Ведь я не собака Павлова!..».

На третий день Чапа начал лаять и кусаться, чего раньше за ним не наблюдалось. Он даже слегка «вонзил в плоть» Аркашки свои старые зубы. Не больно, но все-таки ляжку прихватил. Чапу не наказали, ибо он был воистину не виноват.

На следующий день папа сказал Аркашке:

— Аркадий! Завтра мы улетаем отдыхать. На море. В Судак. Вместе с дядей Вовой. Мы хотели взять и тебя. Но только с одним условием: ты не будешь нам читать свою... прозу. Договорились? Даешь слово?

— Даю, — ответил, горько вздохнув, Аркашка. Ему очень хотелось на море. Но когда папа вышел из комнаты, Аркашка шепотом все-таки добавил: — Ибо!

Свое слово Аркашка сдержал: нас он оставил в покое. Зато окружающим досталось по полной...

В самолете Аркашка прибрал к своим рукам стюардесс. Через полчаса полета симпатичные стюардессы, косясь на Аркашку расширенными зрачками, шарахались от юного прозаика, как лошади от волка.

На море, на пляже, отойдя подальше от наших лежаков, Аркашка находил себе жертву, какую-нибудь одинокую скучающую бездетную даму посредственных лет.

— Здравствуйте, — очаровательно улыбался он даме.

— Здравствуй, малыш, — охотно сюсюкала дама. — Здравствуй, кисонька.

— Я не кисонька, я — писатель, — сурово объявлял Аркашка. — Хотите, я почитаю вам мое литературное художественное произведение?

— Конечно! — соглашалась дама. — Почитай, лапочка. Надо же, такой малепуньчик, а уже писатель! Прямо Моцарт, а не ребенок!..

Малепусенький Моцарт читал:

— Его жилы, хохоча, хрустнули под ударом стальной дубины, и кровь толстым потоком затопила Долину Смерти...

— О-о-о... — стонала дама, и, траурно колыхая бюстом, откидывалась на лежак.

Через две недели Аркашку знали все. Когда он появлялся на пляже со своей алой, как кровь, тетрадкой, пляж пустел. Даже какой-то неизвестно как затесавшийся в Судак немец, едва говоривший по-русски, завидев Аркашку, махал руками и кричал:

— Найн! Найн! Ихь — это не надо! Аркашка, цурюк!

Так прошло еще две недели. На обратном пути стюардессы вновь хлебнули по полной.

И истошно выл Чапа, как вдова на похоронах, а потом лаял и кусался. Надо было что-то предпринять.

Мы с Аркашкиными родителями держали совет на кухне. Держали почти всю ночь. Ничего не решили. А на следующий день у Аркашки был день рождения. И тут меня (как я думал тогда), осенило. Я быстренько пошел в книжный магазин и купил «Вредные советы». О, наивный!

Несколько дней Аркашкины родители ликовали. Аркашка перестал писать. Они осыпали меня благодарственными звонками. Но потом...

Я вообще-то живу этажом ниже, непосредственно под Аркашкой. Сначала Аркашкины родители перестали мне звонить. Потом надо мной начало происходить что-то странное: то раздавались какие-то глухие удары, то что-то зловеще скрипело и шуршало... а потом мои верхние соседи меня затопили.

Это все Аркашкины дела. Я знаю.

А что сейчас читает Аркашка, понятия не имею. И даже боюсь предполагать...

В последнее время эти Собины шутки перешли все дозволенные границы. Как сказал бы Йоджи, а иногда он говорит то, что нужно, как нужно и когда нужно, Соби вообще слетел с катушек. И эти его взгляды, и словечки, от которых мурашки бегают, а лицо вмиг покрывается горящими пятнами. И никак привыкнуть нельзя, изобретательный он, очень даже.
- Рицка, ты такой лапушек, - вдруг выдал он вчера в автобусе. – Я хочу тебя съесть. – И всё с таким видом обыденным, что девушка, сидящая напротив, ничего не заподозрила, один только я, как идиот, шарахнулся к окну и ударился ещё ногой больно очень.
А домой к нему вообще зарёкся ходить. Там он только и делает, что смотрит на меня и смущает. А один раз досмотрелся до того, что я в косяк влетел и на лбу синяк поставил. Потом было долгое лечение, всякие прикосновения ласковые, успокоительный вроде как шёпот на ухо, я вообще всё на свете забыл, только слушал его и глазками хлопал. А он такое нёс… Я даже никогда бы не подумал, что такое можно выдумать, такие эпитеты, обороты, что я растаял, и уже сам целовал его и на коленки забрался, чтоб удобнее было. Он меня явно загипнотизировал. Я бы никогда до такого маразма не додумался! Чтоб к нему на коленки! До сих пор вспоминаю и краснею. У меня ещё есть голова на плечах, в отличие от некоторых. И вообще, я про учёбу думать должен.
А в классе скукота страшенная, Юико только и развлекает своей болтовнёй насущной. Их с мамой тут в супермаркете обокрали, так она второй день рассказывает, как она нисколечко – это она так говорит и ещё глаза такие большие-большие делает, чтоб все поверили - не испугалась, да как потом кричала вслед грабителю, что он придурок, и что-то там ещё нецензурное, но в это я уж никогда не поверю. Скорее всего, рыдала в три ручья, не до придурков было.
- Рицка, не мог бы передать это Агацуме-сан.
Шинономе-сенсей протянула мне какой-то журнал, аккуратно запакованный в белую тонкую бумагу. Я от неожиданности чуть этот журнал в лужу не уронил. Как это она сподобилась Соби что-то передать? Наверное, где-то землетрясение приключилось.
- Этот журнал мы в магазине случайно увидели, а он только один оказался. Решили читать по очереди, - скоренько объяснила мне моя учительница. Учительницы всегда умеют раскладывать всё по полочкам, чтоб никаких вопросов не оставалось.
- Хорошо, я передам, - пожал я плечами - жалко, что ли? Всё равно я хотел сегодня к тебе в гости идти, ты что-то там заговорщицким тоном по телефону говорил, про нечто интересное. Интересно, что там такого интересного. И умеешь же заинтриговать! Или это я такой предсказуемый?
Нет, журнал я всё-таки в лужу уронил. Судьба, видать, у него такая. Какой-то парнишка на велосипеде решил сделать финт и почему-то прямо у меня перед носом. Но он, как и я, на него засмотревшись, не заметил лужу и показывал свой финт, уже сидя на заднице в двух метрах от велосипеда. Очень впечатляюще, ничего не скажешь. И сам весь в грязи и меня облил, каскадёр-самодур. Иду, обтекаю. Вся куртка в грязи, журнал весь в грязи, настроение паршивое-паршивое. Стряхиваю намокшую бумагу, в которую журнал был завёрнут, и медленно зеленею. «Искусство соблазна». Опа-на. И девушка такая соблазнительная на переднем плане стоит и глазиком накрашенным подмигивает. Вот это финт покруче того отморозка в луже будет. Интересно, кого это ты решил соблазнить? Я даже прям в догадках потерялся… Открываю первую страницу: «самое главное правило - всегда говорите комплименты». Вот это ты отмочил, Соби! И список комплиментов тут же дан, чтоб всякие безмозглые мужики долго не думали. Но надо отдать тебе должное, таких пошлостей, как здесь написано, ты не говоришь. И что это за кошмар? Мне приятно?! Вспоминаю эти твои «ягодки», «мальчиков сладеньких», «котёночков» и краснею… Можешь собой гордиться, самое главное правило ты выполняешь с отличием. Нарисую тебе грамоту.
«Правило второе – ухаживайте ненавязчиво».
Ха! Вот тут-то ты провалился. Это же достал уже постоянно звонить и всюду приглашать. То на карусельках покататься, то на катерочках, то мороженое, то пирожное, то давай сделаю тебе это, давай сделаю тебе то. И всё с таким видом, что если откажусь, то пойдёшь и утопишься где-нибудь с горя. Хотя… может, это только мне так кажется. Или я так хочу, чтоб ты хотел утопиться, если я откажусь. Вчера же ничего не случилось, когда я сказал, что дома нужно остаться и подождать врача маминого. И ты даже ни разу не сказал, что скучаешь… Дурацкое какое-то правило! И ты дурак, и я… тоже.
«Правило третье – всегда интересуйтесь тем, что делает ваша вторая половинка в ваше отсутствие».
Кто придумывал эти правила? Если ты ещё будешь интересоваться, чем я занимаюсь без тебя, я точно тебя ударю. В потолок я плюю, вот что я делаю! Ворон считаю, с Юико треплюсь по телефону, на компе играю, с мамой ругаюсь. Как будто ты этого не знаешь? Если чья-то там вторая половина не знает, что делает её первая половина – то что это за пара такая? А я… я вот иногда, конечно, не знаю, что ты делаешь без меня. Вернее, я практически ничего не знаю про твою жизнь без меня. Ты же ничего мне не рассказываешь! Я, конечно, не спрашиваю… может, поэтому. Да уж… весьма интересное правило. Надо взять на заметку.
«Правило четвёртое – каждый день удивляйте свою вторую половинку».
О! Это прям про нас! Что-то прям так радостно стало, я даже забыл, что весь грязный и мокрый стою посреди дороги и листаю гламурный журнал. Да, мы просто на удивление часто удивляем друг друга. То ты чуть не убьёшься, я тебя ищу-свищу, с ума схожу, то я что-нибудь про тебя придумаю, шарахаюсь как чёрт от ладана. Потом всё хорошо вдруг становится, пока нас кто-нибудь извне не решит удивить. Тоже что ли журнал этот читают?
«Правило пятое – постоянно улыбайтесь, когда находитесь рядом со своей второй половинкой».
Больные мы, что ли? Я помню, как ты улыбнулся мне перед тем, как я в косяк влетел. Больше мне такого счастья не надобно. Как-нибудь без улыбок можно обойтись. Тем более, что чем реже улыбаешься, тем оно ценнее, что ли. А если постоянно лыбиться, то или привыкнем быстро и будет уже всё равно, рыдаешь ты там или улыбаешься, или в психушку заберут, скажут, что это наследственное. Мне вообще нельзя делать резких движений, да и тебе тоже – всех тараканов распугают.
Так что это правило мы тоже опустим.
На этом правила кончились. Так мало? И кого таким образом соблазнить можно? Ну может, Шинономе-сенсей и можно, она от одного комплимента уже растает. А я нет. Я не такой, ко мне особый подход нужен. Ага… весьма особый: хватаешь, целуешь, в какую-то войну замешиваешь… постоянная беготня, связи, битвы, поцелуи… а потом можно и комплимент сказать – и то я ещё сопротивляться и обзываться буду, чтоб жизнь мёдом не казалась.
- Соби, что это за гадость? – с порога, главное, чтоб голос звучал грозно, а то иначе ты не услышишь.
- Рицка, ты где так вывозился? – обеспокоенно.
Нет, конечно же, не услышал. Куртку с меня снимает, лицо фартуком вытирает, пахнет чем-то вкусным, мой любимый омлет, кажется…
- Маленькое недоразумение, - наклоняется, целует в щёку. Очевидно, следует второму правилу, теперь-то я знаю, откуда всё это. Я тоже его обнимаю, потом мы как-то очень долго следуем какому-то незнакомому правилу. Наверное, оно было прописано как бонус и я пропустил. Или может, мы сами изобрели это правило? Переросли американских психологов. Даже прям гордость распирает, видал я этих психологов с их методами обольщения…
- Ты принёс журнал, спасибо, Рицка, - опять следуем неписаному правилу, очевидно, что это моё любимое правило, то-то я уже ничего не соображаю: где пол, где потолок. - Я его хотел Кио подарить, у него какие-то проблемы на личном фронте.
- А у тебя нет, что ли? – удивляюсь я, но как-то вяло, и всё улыбаюсь, как идиот. Может, не так-то они и неправы, эти психологи? Так и тянет улыбаться, когда ты такой ласковый.
- Нет, - шепчешь на ухо, – мой мальчик… Сейчас нет.
- А я-то подумал… - ну вот, опять улыбаюсь, точно, это уже клиника, сейчас ещё всякие глупости начну нести. – А чем ты без меня занимался?
Ты доволен просто до неприличия. Нельзя так, Соби! Я же вообще соображать перестану.
- Готовил тебе обед, кстати, он там уже подгорает, наверное.
- Ух ты! Удивишь?
- Как всегда.
И вот куда я запрыгнул? Взрослый парень и на людей прыгаю! Это всё ты виноват, извращенец. И очень уж хочется опять последовать эту здоровскому правилу, и почему психологи до него не додумались? Иначе бы они точно предупредили, что ему нельзя следовать, если на плите что-то готовится.

Соби, конечно, ждал у ворот школы. Это упрямое постоянство (или постоянное упрямство) стало настолько привычным, что Рицка перестал с ним бороться и даже почти не злился. Попрощавшись с Юико и Яёем, он молча вздохнул и, взяв своего сладко улыбающегося Стража за руку, направился с ним в сторону парка. Было так жарко, что говорить не хотелось. Вдруг Соби остановился и нахмурился.
- Рицка, похоже, за нами снова пришли.
- Как же это надоело! И где они?
- Уже рядом, держись за мной!
В конце аллеи показались две фигуры, и тут же раздался оглушительный вопль:
- Э-э-э! смотри, смотри!
- Это они!
- А-а-а!.. – к ним мелкими скачками приближалась растрепанная блондинка, чуть позади на огромных каблуках неслась девушка с ярко-фиолетовыми волосами: обе сияли слегка безумными – от уха до уха – улыбками.
- Они странные… - Рицка испуганно прижался к Cобиному локтю.
- Не бойся, я смогу тебя защитить.
Парочка затормозила напротив, значительно ближе, чем позволяла боевая расстановка. Из приоткрытого рта блондинки капала слюна, глаз второй девушки горели неугасимым огнем.
- Кто вы такие? – спросил Соби, невольно пятясь.
- Ы-ы-ы… каваи!.. – промычала растрепанная.
- Назовите ваше имя! – немного истерично вскрикнул Рицка, сильнее вцепляясь в своего Стража.
- Я – Наташа, - сказала фиолетововолосая.
- Я – Нина, - подхватила блондинка, и они заголосили хором:
- Вместе мы – «Безмозглые»! Одно имя – один загон, одна палата на двоих!!!
- В…вы новое творение Нагисы-сенсей? – после некоторого молчания спросил Соби.
- Еще чего! Мы от природы такие, - обиделась Нина.
- Кто же вас тогда послал? И зачем вы хотите с нами сражаться?
- Э… Ната-тян, а правда, зачем? – озадаченно повернулась блондинка к своей подруге.
- Бака! – зашептала та, - у меня гениальный план! ты только представь: своими глазами увидим Соби и Рицку в цепях, среди бабочек, в объятиях друг друга…
- МОЭ!!! Вызываем вас на бой! Подожди… - Нина застыла, - им же будет больно!
Наташа снова зашептала:
- Да мы ненадолго их скуем, только посмотрим – и сразу же отпустим…
Рицка, дрожа, взглянул на Соби.
- Они ведут себя, как школьницы, но у них нет ушек!
- Палево… - протянула блондинка, щупая голову.
Ее подруга нахмурилась:
- Посмотри столько яоя, сколько мы, и у тебя тоже уши отвалятся!
- Рицка, не бойся… - Соби наклонился и поцеловал свою Жертву. – Вызов принят! Загрузка боевой системы!
Вокруг сразу запорхали аквамариновые бабочки.
- Ы-ы-ы… каваи!.. – изо рта Нины опять закапала слюна.
- Бака, соберись! Нас сейчас замочат! – Наташа привычным движением опустила сумку на голову застопорившегося Стража.
- Ой, гомен, замкнуло! – встрепенулась блондинка. – Щас, только утрусь…
Соби вытянул вперед левую руку, правой продолжая обнимать Рицку за плечи:
- Тьму победив, каждый день
Вновь наступает Рассвет,
Истины солнечный свет
Глупость рассеет, как тень!
Бабочки закружились мерцающим синими искрами вихрем. Нина, оторвавшись от этого зрелища, успела выставить правую руку ладонью вперед:
- Щит, отражение!
Четче под солнцем становятся тени,
Две стороны у единой монеты –
Неразделимы безумье и гений
Так же, как тьма неотрывна от света!
Сверкающий круговорот распался, и искры стали медленно гаснуть.
- Соби, попробуй льдом! – закричал Рицка, прижав ушки.
- Слушаюсь.
Иглы из тонкого льда
Глупость пронзят без труда,
Снежные вихри сметут
Тех, кто без мыслей живут!
Тут же подул холодный ветер, обдавая девушек снегом и острыми ледяными снежинками. Нина с наслаждением потянулась:
- Ой, как хорошо, прохладно! Спасибо, Соби.
- Бака! – сумка снова опустилась на голову блондинки, - Давай сражайся! Нас тут не мороженым угощают!
- Погоди, я где-то обронила свои мозги… О чем это мы? Ах, да…
Может лишь тело сковать
Холод цепей ледяных,
Мыслей же ход не прервать –
Раз не имеется их!
Буря стихла, и последние снежинки растаяли в воздухе.
- Соби, лед и огонь их не берут, раз они «Безмозглые», используй свой интеллект! Попробуй что-нибудь умное!
- Молодец, Рицка, отличная идея! – Соби погладил мальчика по щеке и, нахмурившись, произнес:
- Cogito, ergo sum! –
Я мыслю – значит, существую,
А кто не мыслит – тех на свете нет,
Загадку разум разрешит любую,
Безмозглым не найти вовек ответ!
- Щит! – завопила блондинка, - это был удар ниже пояса!
- Вспомни что-нибудь из латыни! – подсказала фиолетововолосая Жертва.
- Э… Homo sapiens?
- Нет! Это нам не подходит!
- Знаю! Dura lex, sed lex!
- Это тоже не в тему!
- Какая разница, зато звучит хорошо! Это значит:
Закон суров, но все же есть закон:
Все в мире относительно лишь верно,
Пусть здесь мы и «Безмозглые», зато
Мы где-то очень умные… наверно!
Послышалось звяканье цепей, и ошейник больно сдавил горло покачнувшегося мальчика.
- Рицка! Тебе плохо? – Соби прижал его к себе как можно ближе.
- Не волнуйся обо мне! Главное, чтобы у тебя были силы сражаться дальше! – Рицка притянул своего Стража за шею, и их губы слились в долгом поцелуе.
- Ва-а-а!
- Ы-ы-ы! Каваи!.. – хором протянули девушки, подавшись вперед.
На лбу непобедимого до сих пор Агатсума Соби выступили капельки пота, но он мужественно решил попытаться еще раз.
- Все знания мира, ударной волной
Пробейте их глупости панцирь стальной!
Что-то вроде удара молнии мелькнуло в темноте, но тут же раздался Нинин голос:
- Э-э? Слабовато, Соби!
- Нас в универе и не таким били! – согласилась Наташа.
- Вайсы не сдаются!.. Ой, это из другой оперы…
- Да делай уже что-нибудь! При чем тут Вайсы?
- Ладно! – Нина махнула рукой, - Суперудар «Мегатупость!»:
Нет, просто так латынь нас не добьет,
Ведь знают все, что дуракам везет!
Рицка застонал и потерял сознание. Соби поднял мальчика на руки и бережно прижал его к груди. Из шрамов на шее сочилась теплая кровь.
- Рицка, прости! – прошептал Соби.
- О нет! – из глаз фиолетововолосой Жертвы и ее Стража хлынул неудержимый поток слез. – Пожалуйста, сдавайтесь, вам же больно! – всхлипывали они хором.
Соби наклонил голову:
- Мы сдаемся, битва закончена.
Посветлело, и аллея в парке приняла свой обычный нормальный вид: солнце ярко заиграло в листве.
- Ё-ката! Боитесь отаку! – подпрыгнуло Нина. – Было так клево! Спасибо, Соби! Рицка, извини, что причинили боль!
- Счастливо оставаться! – добавила Наташа.
«Безмозглые», то бишь «Brainless» повернулись и стали удаляться по алее, их голоса еще были слышны некоторое время:
- Давай теперь отправимся в «Конеко», поможем Вайсам Тварей тьмы мочить? – радостно предложила блондинка.
- Оставь бедных Вайсов в покое! Им и без нас хреново… Пойдем лучше в Death Note – спасем L!
- Здорово!.. Ой, а как же мы обманем Киру, ведь он такой умный?
- Бака! Слушай, у меня есть гениальный план…

…Рицка пришел в себя и медленно открыл глаза:
- Соби, что…это было?
- Они сказали – «отаку».
- Что это значит?
Соби нежно погладил Рицкины ушки и улыбнулся:
- Не знаю, но ни Нагисе, ни Ритсу-сенсею со всей их садистской фантазией такое даже не снилось!